Путешествие в Париж 1937 года, которое стало центром концентрации русской эмиграции, должно было вдохновить Набоковых, однако их семейная жизнь столкнулась с большой бурей. Измена писателя с русской эмигранткой и поэтессой Ириной Гуаданини стала настоящим испытанием для всех моральных принципов, которые они придерживались.
Владимир Набоков и Вера: двое, я и моя тень
Владимир и Вера Набоковы провели в браке 52 года, причем этот союз выглядел особенно счастливым. Они создали свой собственный закрытый мир, в который не допускали никого извне. Осознанно или нет, их жизнь стала источником слухов и легенд, и друзья часто обращались к ним с ласковым «Дорогие В.В.»
История их знакомства перекликается с сюжетом одного из романов Набокова, под названием «Дар». О том, как они познакомились, они редко и сдержанно рассказывали, оставив миром миф о таинственной девушке, которая появилась к нему в маске волка.
Несмотря на то что Вера увлекалась творчеством Набокова даже до их личной встречи, в их истории, возможно, больше мифов, чем фактов. Согласно одному из рассказов, она назначила ему встречу ночью на мосту, где-то на окраине Берлина, где произнесла его стихи, так и не открыв свое лицо. Эта версия, вероятно, действительно является правдой лишь частично. Они познакомились на благотворительном маскараде в Берлине, мероприятии, ставшем традицией среди русской эмиграции в начале 1920-х годов.
Оба происходили из обеспеченных, но совершенно различных семей. Владимир Набоков был внуком известного министра юстиции, его дед служил при Александре II и Александре III, а его отец был уважаемым юристом и политиком, погибшим в Берлине при покушении на Петра Милюкова. Мать Владимира, Елена Рукавишникова, была дочерью миллионеров, занимающихся золотодобычей. Набоков не раз будет вспоминать беспечное детство в Санкт-Петербурге в своих произведениях.
Семья Веры, состоявшая из зажиточных евреев, в лице ее отца Евсея Слонима до революции занималась лесопромышленным бизнесом. В России Вера и Владимир время от времени жили близко друг к другу, но так никогда и не пересекались. Обе семьи перебрались в Берлин в начале 1920-х годов.
В России брак между Верой и Владимиром был бы социальным мезальянсом, так как, будучи евреем, она не вызывала бы одобрения. Однако в Берлине ситуация изменилась: Набоков, талантливый молодой писатель в эмиграции, был на пути к успеху, хотя и с трудом зарабатывал на жизнь. Это хорошо понимал Евсей Слоним — владелец небольшого берлинского издательства.
Встреча произошла весной 1923 года, после чего последовали два года общения и переписки. В апреле 1925 года они женились почти тайно, лишь позвав в свидетели двух дальних родственников, а затем за ужином сообщили родителям Веры: «Мы, кстати, с утра поженились».
Из письма Набокова жене (1923 год): «Я просто хочу сказать тебе, что без тебя моя жизнь как-то не складывается — несмотря на твои мысли о том, что мне весело даже два дня не видеть тебя.»
Жена писателя
Это клише Вера Набокова возвела в абсолют. Она осознавала величие Владимира как творца, вероятно, еще до того, как он сам в этом удостоверился. Первые годы их совместной жизни стали самыми продуктивными для его творчества — в этот период были написаны «Защита Лужина», «Камера обскура» и «Дар».
Тем не менее, молодая семья жила в тяжелых условиях. Отец Веры обанкротился, и экономика Веймарской республики также переживала не лучшие времена. Благодаря своим навыкам Вера, прекрасно владеющая немецким, французским и английским языками, стала основным кормильцем в семье, несмотря на то, что в 1934 году у них родился сын Дмитрий.
Тем не менее, найти работу еврейке в Берлине становилось все труднее. После прихода к власти Гитлера Набоковы задумались о переезде, и в 1937 году они уехали в Париж.
Из письма Владимира Набокова жене: «…Я так хочу скорее к тебе, моя любовь. Как же я счастлив, что мы наконец-то уехали из Германии. Никогда, никогда, никогда я не вернусь туда. Пусть она будет проклята – вся эта холодная нечисть.»
Три года, проведенные во Франции, стали настоящим испытанием их отношений: Вера узнала от общих знакомых об измене Владимира.
Еще до свадьбы в эмигрантских кругах Берлина Набоков зарекомендовал себя как ловелас и продолжал флиртовать с дамами даже после брака. Однако на этот раз его флирт перешел границы — новой возлюбленной стала Ирина Гуаданини, эмоциональная блондинка, подрабатывавшая в Париже стрижкой собак.
Ирина также восхищалась поэзией Набокова и знала его стихи наизусть. Он был уверен, что она – его настоящая любовь, писал ей длинные письма, как когда-то Вере, однако так и не решился обсудить этот вопрос с женой. Когда правда всплыла, их совместную жизнь заполнили скандалы (позже Вера решительно отрицала наличие этого факта), однако, в конечном итоге любовница полностью капитулировала.
Вера и Владимир уехали в США, в то время как Ирина осталась в Европе и спустя некоторое время написала откровенный роман «Туннель», в котором описала свои отношения с Набоковым.
Эмиграция
В России Вера Слоним, дочь зажиточного лесопромышленника Евсея Слонима, училась в гимназии княгини Оболенской. Она прекрасно знала английский, французский и немецкий языки, мечтая изучать математику и физику. Она много читала и также писала стихи. Семья эмигрировала в Берлин после революции, уезжая в спешке, через Ялту, поспешив на белый пароход. Поездом они доехали до Одессы; внезапно в вагон вломились петлюровцы, угрожая одному из пассажиров. Остальные пассажиры прятали глаза, только восемнадцатилетняя Вера, не раздумывая, заявила громко: «Не смейте ему угрожать! Он имеет право ехать в этом поезде, оставьте его в покое!» Самый наглый и крупный петлюровец мгновенно проникся уважением к смелой девушке и защитил их в пути.
В Берлине Евсей Слоним начал заниматься издательским бизнесом, и Вера помогала ему, также постепенно включаясь в литературу и перевод.
Ловушка на нарцисса
Существует две версии знакомства Веры Слоним и Владимира Набокова, но обе они сводятся к тому, что выбор сделала Вера. В одной из версий Набоков рассказывал, как на эмигрантском балу с пуншем к нему подошла девушка в волчьей маске. Она отвела его на прогулку и удивительно точно и умно говорила о его произведениях. По второй версии, Вера написала Набокову письмо, назначила встречу на мосту и целый вечер читала его стихи, что произвело на него сильное впечатление.
Набоков оказался очарован этой встречей. Никто прежде не понимал его так, как это сделала Вера. Она приняла его таким, каким он есть, со всеми его эксцентричностями и капризами. Безумно влюбленный, он писал ей по два письма в день: «Да, ты мне нужна, моя сказка. Ты единственный человек, с которым я могу говорить — о тени облака, о звучании мысли и о том, как, когда я вчера вышел на работу и посмотрел на високий подсолнух, он мне улыбнулся всеми своими семенами.»
Вера отвечала на около одного письма из пяти. Эти письма не сохранились – она охраняла свой внутренний мир от чужих глаз, всегда уничтожая любые улики.
Конец идиллии
Жить в Берлине в 30-х годах было сложно: нацистская идеология создавала опасность для евреев, а экономический кризис вместе с нехваткой рабочих мест заставлял людей испытывать голод и носить изношенные вещи. Тогда друзья помогли Набокову организовать литературное турне по Европе, и в результате поездка в Париж стала важным событием — именно там он познакомился с Ириной Гуаданини, эмигранткой-писательницей, работавшей стричь собак. Вскоре после их встречи Вера, получив привычные любовные письма, получила конверт с четырьмя листами, где Набоков описывал свои чувства к Ирине.
Сначала Набоков отрицал все слухи: «Я и не сомневался, что ‘слухи’ дойдут до Берлина! Эти скользкие морды, им бы всем давать по заслугам! Мне, в конце концов, наплевать на гадости, которые с удовольствием говорят обо мне, и, думаю, тебе тоже следует наплевать. Это моя жизнь, моя любовь. Целую твои руки, твои милые губы, твой голубой височек,» – писал он Вере.
Но слухи действительно оказались правдой. Хотя Набоков по-прежнему любил Веру, его тянуло к Ирине, которая была полной противоположностью жены: эмоциональной, неуверенной и истеричной. Он уверял жену, что любит ее больше всего на свете сразу после возвращения со свидания с Ириной. Его мучила совесть: «Неизбежная пошлость обмана. И вдруг совесть ставит подножку, и ты понимаешь, что стал подлецом». Вера, естественно, ощущала, что что-то не так. Этим слухам могли быть обеспокоены и ее мать, и годовалой сына, которого Набоков обожал. Вскоре Вера сумела уехать из Берлина в Канны, где муж признался ей в наличии любовницы. Несмотря на это, Вера простила писателя и предложила поехать в Париж, раз уж его чувства были так крепки. Владимир не был готов к этому, в то время как Ирина без стыда приехала в Канны и нашла дом любимого. Но романтической встречу это назвать сложно.
Набоков отстранился от Ирины, объяснив, что ей лучше уехать. Его жизнь связывает с Верой, а с Ириной у него лишь краткий роман. Он взял сына за руку и повел на пляж. Позже к ним присоединилась и Вера. Ирина, увидев семейную идиллию, потеряла хорошее настроение и сразу же уехала из Канн. После этого Набоков отправил ей письмо с требованиями вернуть ее письма, говоря, что в них столько надуманного, что не имеет смысла их хранить. Несмотря на это, образ Ирины продолжал появляться в произведениях Набокова, и некоторые черты её характера обретали его героини. С этим Вера ничего не могла сделать. Однако их брак пережил это испытание, и через три года семья вновь эмигрировала – на этот раз в Америку.
Жизнь семьи Набоковых в США
Гитлеровский режим в Германии вынудил Набоковых покинуть страну и отправиться в США, где их ждала уже знакомая нищета. Набоков читает лекции, которые готовит Вера, в Стэндфордском университете и Гарварде. Когда писателю становилось плохо или он не чувствовал желания работать, за него занималась жена.
Владимир Набоков с женой
Новый роман «Лолита» не принимали в Америке ни одно издательство. В состоянии отчаяния Набоков трижды пытался сжечь рукопись, но Вера настояла на том, чтобы сохранить ее. Публикация книги во Франции принесла писателю мировую славу, к которой они так долго стремились вместе.
В последние годы пара была неразлучной. Вера посвятила 13 лет своей жизни после смерти мужа переводам его произведений, но делать это в одиночку становилось все сложнее. Она однажды сказала сыну: «Как бы хорошо было взять самолет и разбиться.» Желание вновь встретиться с мужем не покидало Веру. После ее смерти в 89 лет прах был смешан с прахом Набокова.
Поделитесь в комментариях, какие интересные факты о жизни Владимира Набокова и Веры Слоним вам известны.
ЖИЗНЬ КАК ДЕЛОПРОИЗВОДСТВО
В Америке, во время его преподавания в Корнельском университете, Вера сопровождала его на каждую лекцию. Она поддерживала его за локоть и в другой руке несла стопку книг. Она всегда сидела в первом ряду или где-то поблизости, и взгляд Набокова-профессора неизменно был обращен на нее. По сути, все лекции были прочитаны для Веры. Он называл ее своей ассистенткой. Вера помогала ему во всем, иногда даже проводила экзамены. Во время занятий, когда он забывал цитаты (а забывал он их довольно часто), Вера молниеносно подсказывала ему. Она раздавала буклеты, манипулировала классной доской, писала мелом на доске.
Это вызывало разные толкования среди студентов. Некоторые считали, что не сам Набоков ставит оценки, а его жена: студенты, веря в это, старались ввести Веру в свои благоприятные отношения, улыбаюсь ей. Она не была строгой, и когда помощник Набокова предварительно выставлял оценки на строгой шкале, она останавливалась его у входа в аудиторию, просматривала работы и завышала оценки.
Студенты думали, что их неразлучность объясняется сердечной болезнью Набокова, и Вера всегда была наготове оказать помощь. Некоторые биографы пишут о его аллергии на меловую пыль, но это, скорее всего, производило впечатление: Набоков всегда был достаточно здоров. Также сообщали, что он стесняется своего некрасивого почерка (возможно, вовсе не желая писать). Были и слухи, что Набоков был слепым, и Вера водила его, как преданная собака-поводырь: не раз они шли в класс под руку.
Появились даже нелепые слухи о том, что Вера заставила Набокова жениться на себе, угрожая пистолетом, и что до конца жизни она держала мужа в заложниках. Тем не менее, она действительно всегда носила с собой в дамской сумочке браунинг: проявляя подозрительность, она хотела защитить семью, когда все еще находилась в Германии и вращалась среди бывших офицеров, обучившись мастерству стрельбы. В одной ситуации Вера даже призналась, что, будучи под впечатлением подвига Фанни Каплан, также хотела бы кого-то застрелить: одни предполагали, что это был бы Троцкий, в то время как другие ждали, что ее мишенью стал бы советский посол в Берлине.
Студенты, не зная о браунинге, естественно, относились к Вере с настороженностью, не понимая, зачем преподаватель водит с собой жену. Она была слишком сосредоточена на делах мужа и никто не посмел с ней заговорить. Коллеги по университету завидовали её феноменальной памяти и отмечали невероятную преданность Набокову. Когда кандидатуру Набокова рассматривали в одном из университетов, один преподаватель заметил: «Какой смысл его брать? Всю работу делает она!» Швейцарцы, соседи Набоковых в Монтре, отмечали, что из окна их квартиры виден горделивый профиль Веры, что порождало слухи, будто романы пишет именно она, а не Набоков.
Вся её жизнь и деятельность напоминали об этом. Обладая уникальной способностью упорядочивать и редактировать тексты без ущерба для Набокова, она на протяжении многих лет по сути переписывала рукописи — переводила из письма в печатный текст. Часто он просто диктовал ей. Вдохновительница и помощница, Вера могла и отменить появление нового текста — например, ей не понравилась идея романа о сиамских близнецах, который мог стать апофеозом набоковской мании двойников. Она также спасла от забвения роман «Затмение», который был похоронен под черновиками и трудами по энтомологии, когда Набоков совершенно о нем забыл, находясь летом в увлечении ловли бабочек. Она же предложила перевести «Евгения Онегина» на английский, приняв на себя невероятную работу, перепечатав текст на трех тысячах страниц.
МОНОПОЛИЯ НА МУЖА
Вера была отлаженным механизмом, призванным поддерживать ее мужа, предоставляя ему возможность сосредотачиваться на его даре. Оба были трудоголиками, но направляли свои усилия в разных руслах. Набоков, будучи демиургом, создавал миры, населял их персонажами, заставлял их жить. Вера же упорядочивала, убирала лишнее и готовила к публикации. Она давала ему ощущение стабильности и основательности жизни. Естественно, что при этом Набоков не испытывал никакого интереса к повседневной реальности: скажем, к преподаванию и издательскому делу. Существует мнение, что именно Вера вынуждала его ходить на лекции, поэтому и находилась всегда с ним.
С другой стороны, её постоянное присутствие иногда изолировало Набокова (возможно, и напрасно) от живого общения. Она могла прервать беседу на полуслове, резко встать, подсказывая собеседнику, что встреча закончена. Остается неясным, кому более мы обязаны непрозрачностью жизни Набокова — самому В.В. или же Вере.
Некоторые воспоминания рисуют Веру как строгого ангела: она фактически вырвала Набокова из эмигрантской литературной среды, уремляя жесткую монополию на общение с писателем. При первом знакомстве с новым человеком она тут же давала ему резолюцию, нередко более категоричную, чем сам Набоков. Она признавалась, что к людям она более требовательна, чем Владимир, и моментально замечала их низменные качества. По словам учеников, Набоков не был мизантропом, и его отказ от общения мог быть следствием вердикта Веры. Она была личностью жесткой, волевой и часто подозрительной.
Некоторые упреки звучали в ее адрес, касаясь ее уровня образования, мол, она не была достаточно образованной, чтобы давать советы. Например, переводы, выполненные ею на английский, немецкий и французский языки, были откровенно слабыми. Несмотря на это, именно Вера помогла Набокову преодолеть отчуждение в знакомом с детства, но не родном английском языке. После его смерти, одинокая восьмидесятилетняя женщина самоотверженно работала над переводом «Бледного пламени», и это помогало ей оставаться в рамках прежнего существования.
Набоков никак не уставал подчеркивать, что ему не был нужен возврат на родину, в тотальный контроль полицейского государства: его Россия всегда оставалась с ним — мир его детства, сын и Вера, создавшая комфортную атмосферу общей любви к жизни, к искусству и к языку.
Хотя схожесть их эстетических предпочтений не была абсолютной. Они оба имели прекрасное цветовое восприятие языка и любили игры со словами, но, в отличие от Набокова, Вера увлекалась политическими явлениями, живописью и театром. Переманить Владимира на спектакль было невозможно, он с отвращением относился к домашним животным, в то время как Вера украшала свои комнаты фотографиями кошек и собак, принадлежащих их друзьям.
Женщины в романах Набокова — олицетворение зла, которым отводится только задача разрушить цветущие замыслы. Они терпят вероломные измены и действуют по зову природы. Таковыми являются Марфинька, жена Цинцинната, и чудовищная жена Чернышевского в «Даре». Есть и другие существа, такие как Лиза из «Пнина», которые маскируют свою пошлость под видом прогрессивных девушек, постоянно находящихся в поиске себя: кто-то пишет стихи, кто-то выходит замуж за психоаналитиков. Присутствуют также более роковые женщины, обладающие загадочной и вдохновляющей красотой: с собственным началом в виде яремной ямки, фиолетового родимого пятна и бархатистых глаз, посаженных чуть выше обычного. Они напоминают героинь Марселя Пруста, способствующих внутреннему конфликту писателя с его «Даром».
Вера же не была похожа ни на одну из них. Она повторяла, что у Набокова всегда хватало вкуса, чтобы не вводить её образ в свои произведения. Хотя это утверждение довольно лукаво: даже если не в полной мере, то в частях — отдельных чертах, свойствах и репликах — она растворилась в его женских персонажах. Мы можем распознать ее в Зине и в Клэр. Вместе с тем, остается ощущение, что правды о ней мы никогда не узнаем полностью. Во-первых, архивы Набокова будут недоступны еще 20 лет. Во-вторых, в биографическом смысле правды не существует: существуют лишь свидетельства современников — и друзей, и недругов. А Набоков имел свою собственную правду, о которой могли знать только близкие. Как уже многими это было сказано: «Жить — это искусственное творчество».
