Согласно сведениям, предоставленным Генеральной прокуратурой Российской Федерации, статистика по сиротам в нашей стране выглядит тревожно: 10% из них заканчивают жизнь самоубийством, 40% оказываются за решеткой, а остальные 40% становятся зависимыми от алкоголя и наркотиков. Лишь каждый десятый сирота может самостоятельно организовать свою жизнь, при этом многие из них выбирают вернуться в детский дом.
Уйди от меня, мне страшно
Эти слова произнес Богдан в свой первый день пребывания в приемной семье. Однако сейчас, спустя четыре месяца, он с радостью говорит своей приемной маме Айсел: «Я тебя люблю!» несколько раз в день.
Богдан был помещен в дом малютки в Биробиджане в возрасте семи месяцев. Его мать вынуждена была оставить малыша в детском доме на полгода из-за тяжелых жизненных обстоятельств. Однако, когда временной период истек, она не вернула сына. Несмотря на настойчивые попытки как сотрудников дома ребенка, так и органов опеки установить с ней связь, она не отвечала на звонки и даже не явилась на судебное заседание, где рассматривался вопрос о лишении ее родительских прав.
В зале суда в день заседания был только отец Богдана. Когда судья задал ему вопрос: «Что вы сделали для своего сына?», он смог дать только короткий и безразличный ответ: «Ничего». Таким образом, Богдан фактически стал сиротой.
Он — аутист
Когда мальчику исполнилось два с половиной года, опеку над ним оформила женщина из Москвы. На тот момент ей было почти 60 лет, и, по словам приемных родителей Богдана, она занимала высокую должность в правительстве. Богдан прожил с этой женщиной год и четыре месяца, после чего она, по сути, отказалась от него, заявив полиции, что он якобы «ненормальный» и вообще страдает аутизмом.
На данном снимке Богдан в больнице после того, как от него отказалась опекунша. Фото сделано в апреле 2021 года.
Эта woman даже собрала справки из платных клиник, где по международной классификации болезней (МКБ) была указана категория, означающая расстройство аутистического спектра. При этом в документах также было прописано ручкой: «задержка психомоторного развития».
Однако важно заметить, что расстройства аутистического спектра (РАС) и задержка — это совершенно разные диагнозы. Существуют определенные диагностические критерии для расстройств аутистического спектра. Как подчеркивает педиатр фонда «Дорога жизни» Наталья Гортаева, задержка психомоторного развития не является диагнозом.
Вторая семья. Грязь и трое детей
Мы направляемся к следующему адресу. Здесь проживает семья, состоящая на учете в полиции, в деревянном двухэтажном доме на улице Депутатской. О подробностях рассказала Евгения: это неблагополучная семья с тремя детьми: девочкам 4 года и 14 лет, а мальчику всего 9 месяцев. Семью поставили на учет из-за пьянства родителей и частого оставления детей без присмотра.
Дверь в подъезде закрыта, а домофона там нет. Евгения стучит в окно квартиры на первом этаже, и через несколько минут нас впускает пожилая женщина, соседка неблагополучной семьи.
— Ваши соседи выпивают? — спрашивает у пенсионерки инспектор.
— Нет, последнее время ведут себя тихо. Она сейчас одна с детьми, поэтому стало спокойнее, — отвечает старушка.
Евгения продолжает стучать в дверь. Открывает женщина-хозяйка квартиры. Увидев инспектора, она не удивилась и спокойно предложила нам войти. На встречу выбегает девочка с запутанными темными волосами, в платье, которое ей значительно велико.
— Здравствуйте! — радостно восклицает она высоким, звонким голосом.
В квартире царит грязь, а воздух наполнен запахом табачного дыма и кошачьей мочи. Ремонт давно не делали: на полу в коридоре то и дело лежит линолеум, а в некоторых местах – ламинат. Состояние стен и пола в комнатах печальное: краска облупилась, а с потолка свисают куски известки. Возле входной двери на лавке переполнены детские вещи, а рядом на гвоздях висят куртки. Заходим в комнату, которую освещает лишь работающий телевизор. Здесь стоит стол, разложенный диван с мятым постельным бельем и кроватка, в которой, привстав на цыпочки, любопытно смотрит худенький мальчик.
— Он родился семимесячным, у него задержка в развитии, как говорят врачи, — пояснила мать.
— А чем вы кормите малыша?
— Кашами и смесями. У нас всё есть, — уверенно отвечает женщина.
Рядом со мной вертится средняя девочка — она весёлая и жизнерадостная, но говорит плохо, чаще всего объясняется жестами.
— Почему она не разговаривает? — спрашиваю я.
— Она тоже родилась недоношенной, врачи обещают, что скоро начнет говорить, с пяти лет должна. Мы получили направление к дефектологу, пойдем в июле, — спокойно отвечает мама.
Затем мы перемещаемся на кухню. Из соседней комнаты, которая, по всей видимости, была кухней, появляется старшая дочь и, увидев инспектора, начинает убирать грязные тарелки со стола.
— Покажите, пожалуйста, смеси, — просит Евгения. Девочка достает детскую бутылочку и пустую банку. Растерянно переводит свой взгляд с инспектора на мать и обратно. Женщина успокаивает, что её сын не голоден, смесь просто закончилась, и она собирается в магазин за новой.
Третья семья. Плохая компания
Далее мы выдвигаемся на улицу Дыбовского. В однокомнатной квартире проживает женщина, одна воспитывающая троих детей. Эта семья также стоит на учете из-за периодического пьянства матери, а также из-за среднего сына, который начал попадать под влияние плохой компании и стал воровать. Женщина с детьми живет на пособия и алименты, которые отец оплачивает лишь иногда.
По словам инспектора, десяти летний мальчик отличается хорошим поведением и учёбой, однако, после переезда в этот район, он стал общаться с местными хулиганами, которые находятся на учете в ПДН. Все друзья мальчика из неблагополучных семей, их фамилии известны у полиции. Родители таких детей склоняют их к воровству, чтобы потом продавать украденные вещи и на вырученные деньги выживать.
— Если его отдалить от этой плохой компании, то у него всё встанет на свои места, — предполагает Евгения.
На звонок в домофон в этой семье также никто не отвечает. В подъезд нас впускает один из жильцов. Поднимаемся на пятый этаж и звоним в дверь. Пара секунд переходят в ожидание, и дверь открывает женщина. Она, увидев инспектора, сразу же приглашает нас в квартиру, сообщая, что двое детей спят.
В коридоре аккуратно стоят пары детской обуви, рядом расположены самокаты и игрушки для песочницы. В шкафу разложены по полочкам вещи девочек, а вот это — одежда старшего, — поясняет женщина.
— Вернули велосипеды? — спрашивает инспектор, вспоминая случай с недавним воровством велосипеда ребятами с детских площадок.
— Да, он сам вернул мальчику. Я не знаю, зачем он взял чужой, я предлагала ему купить собственный, но он не захотел, — объясняет мама.
Квартира небольшая: здесь совмещены зал и кухня, имеется отдельная комната и санузел. Мебели немного, но всё необходимое присутствует: две детские кровати, диван, письменный стол. Из бытовой техники есть только телевизор, чайник, микроволновая печь и холодильник. Женщина поспешила показать, что еды в доме хватает, и что дети не остаются голодными.
В квартире чувствуется запах табака. Несмотря на то, что даже наспех открытый балкон не сопоставим для проветривания, женщина выглядит трезвой, а дети в порядке. Во всех комнатах относительно чисто, и пока инспектору ничего больше здесь не нужно делать.
Когда дети начинают совершать мелкие преступления, их ставят на учет в полиции. Однако в случае серьезных правонарушений, таких как убийство, инспекторы ПДН обращаются в суд, и ребенок может оказаться в центре временного содержания. Но в моей практике подобных случаев пока не было, — добавляет инспектор.
Тем не менее, Евгения вспоминает два случая, которые запомнились ей своей жестокостью: когда один мальчик сильно избил одноклассника, сломав ему челюсть, и другой, который вначале издевался над сверстником, затем избил проводом и порезал ножом. Все преступления, совершенные детьми, как отмечает инспектор, характеризуются особыми проявлениями жестокости, поскольку подростки зачастую не осознают, что их поступки могут привести к тяжелым последствиям, как для их жертв, так и для них самих.
Не хочу я в семью!
Спустя некоторое время мы с супругом направились в другой приют — «Берегиня». Большинство детей там находятся временно. Их изымают из неблагополучных семей, а впоследствии возвращают тем, кто осознал свои ошибки. Я изначально хотела усыновить мальчика младшего школьного возраста, надеялась, что смогу помочь ему в учебе. Однако муж настаивал, что лучше было бы взять мальчика около трех лет. Вскоре нам сообщили, что есть ребенок, которому 7 лет. Я пошла его знакомиться, а муж остался на месте.
Когда я вошла в комнату для встреч, сотрудники приюта сообщили, что у мальчика есть младшая сестра. В этот момент я почувствовала радость. Она станет маленькой дочерью для нас, а для брата будет сестричкой, с которой он будет расти. Алина, моя дочь, мечтала заплетать сестричке косички и водить её в детский сад.
Но вот заходит мальчик Андрей, садится и с грозным выражением на лице говорит: «Не хочу я ни в какую приемную семью!» У него был сильный протест. Я была в замешательстве. Мне казалось, что мы будем праздновать встречу, а тут совершенно другой расклад. Я не была к этому готова. Однако мой педагогический опыт вскоре сработал. Я начала спрашивать Андрея о том, как он живет в приюте. Он ответил, что ему там хорошо, потому что там есть игрушки и кормят шесть раз в день. Он акцентировал внимание на том, что именно шесть раз.
Младшая сестричка, увидев, что брат настроен против, тихонько выскользнула из комнаты. Когда мы начали прощаться с Андреем, он спросил, есть ли у нас машина, потом узнал, какая она. Мы уехали, а через некоторое время воспитательница перезвонила и сообщила, что Андрей нас ждет.
В следующий раз он уже с радостью нас встречал. Так мы начали наше общение. Мы часто посещали их в приюте, иногда забирали на выходные, и приносили какие-то вещи. Этот мальчик мне очень нравился: всегда улыбался и был рад всем. Он напоминал Буратино из мультфильма, и девочка тоже была милая — Оксаночка.
Когда мне сообщили, что документы готовы, и нужно приезжать за детьми, мой муж был в командировке, а у меня была работа. Но я все же забрала их. На следующий день я отвела Андрея в школу, а Оксану посадила к логопеду, чтобы она могла играть, пока брат учится. Затем моя знакомая в какой-то мере помогала мне заботиться о младшей.
Не совсем так, как мы себе это представляли
Ольга: Я помню, когда муж и дочь остались в первый раз дома с детьми (Андреем и Оксаной). Вечером, пришедшая с работы, я увидела, как Оксана и Андрей встречают меня радостным криком во дворе. А дома меня ждали муж и дочь и прямо сказали: «Давай детей обратно отвезем!». Сначала я подумала, что это шутка. Но вскоре поняла, что все серьёзно. Я спросила: «Что случилось? Что вас так напугало?». Муж рассказал, что Андрей целый день просил его деньги на чипсы и сухарики, а Оксана всё время следовала за ним, только и слышно: «Папа! Папа! Папа!».
Сергей: Я не мог ничем заниматься, только находился рядом с детьми. Очень сильно расстраивалась Алина, потому что всё внимание сейчас на других детях. Мы начали сразу приучать их к порядку в нашем семейном быту.
Ольга: Через какое-то время я заметила, что стала часто плакать. Я говорила, а они не понимают, что я им показываю. Они поступают так, как им хочется. Я вот покупаю Оксане игрушечную посуду, а потом смотрю в окно: она топчет эти игрушки в луже. Или, когда объясняю Андрею уроки, он просто не хочет учиться, сидит и ничего не делает. В приюте он списывал, а дома отказывался нормально учиться. Меня это угнетало, и я от бессилия плакала.
Сергей: Поясни, почему он не учился у себя дома! Потому что он был в семье с тремя маленькими детьми, младше его. Когда мама напивалась, она оставляла их дома на несколько дней без еды и внимания. Он выбрался через форточку и собирал хворост, чтобы топить печь, потому что зимой в доме было холодно. Были моменты, когда ему приходилось искать еду для малышей, менять им пеленки. Порой ему удавалось найти лапшу быстрого приготовления, чем он и кормил их, а сам ел вместе с ними. Оксане тогда не было двух лет, а двое её братьев тоже были маленькими.
Однажды учительница заметила, что Андрей перестал ходить в школу и отправилась выяснить причину. Так и выяснилось, что их мама оставила их запертыми в доме. В результате в ситуацию вмешались соцзащита и опека, и всех детей оттуда забрали. Младших мальчиков положили в больницу, а Андрея и Оксану — в приют.
Ольга: Двоих младших братьев усыновила семья из соседней станицы. Мы до сих пор поддерживаем с ними связь. Вместе с детьми отслеживаем, как они учатся, а ребята сами вышли на наших детей через интернет, и около двух лет мы налаживали общение.
Для меня было тяжело, не то чтобы я не любила детей. Напротив, они мне нравились, но я не могла найти к ним подход. Я привыкла, что мои дочери выполняют все, что им сказано. Они усердно учились и помогали, а эти ребята никак не желали соглашаться с нашими правилами.
Однажды я посмотрела фильм о такой женщине, которая оставила своих детей, но в результате они её простили. Я долго плакала, и на утро проснулась с новой мыслью: «Дети-то меня не просили забрать их. Я всё жду, что они скажут: «Спасибо, мама, я буду учиться!», но так не бывает. Они не обязаны это делать, это было моё собственное желание и выбор. Я отпустила все обиды и слезы, и после одной ночи всё стало иначе.
У него мой дурацкий вредный характер
Екатерина три года не могла забеременеть и в конечном итоге решила взять ребенка из детского дома. Ее родственники это решение не одобряли, а молодой человек просто молча выслушивал ее.
Она изначально хотела усыновить девочку, но в органах опеки ей предложили взглянуть на четырехмесячного мальчика. В процессе первого знакомства сомнения развеялись: он оказался крошечным, хорошеньким и очаровательным, и Екатерина даже заметила в его чертах сходство с собой и своим молодым человеком. Процесс усыновления занял всего месяц.
Я даже не успела морально подготовиться, поэтому мне было невыносимо тяжело, а в этот месяц еще и ушел мой молодой человек. Я осталась совсем одна.
Даже те родственники, кто изначально противился ее решению, стали проникаться теплом к мальчику. Когда ему исполнилось три года, Екатерина через суд лишила его родную мать родительских прав. Та не проявила желания за ребенком ухаживать — даже не пришла в суд. Сын был рожден в 19 лет в результате случайного залета, сам воспитывался в детдоме и имел проблемы с развитием, которые стали проявляться и у малыша. С течением времени, когда он пошел в школу, начали проявляться задержки: быстрая утомляемость, трудности в обучении. Екатерина нашла отличного репетитора, который нашел общий язык с мальчиком.
С самого раннего возраста женщина говорила сыну о том, что он неродной, и мальчик принял этот факт. Однако иногда, в моменты сильного эмоционального накала, он может упрекнуть мать в том, что она его не любит по-настоящему.
— У него мой дурацкий вредный характер, — смеется мама.
Как происходит процесс усыновления
На первый взгляд может показаться, что процедура усыновления очень длительна и сложна, обусловленная множеством законодательных требований и формальных предписаний для желающих. Однако семьи, с которыми мы общались, утверждают обратное: сам процесс можно назвать не сложным и быстрым. Гораздо сложнее — это решиться на само усыновление.
Список необходимых мероприятий и ограничений включает в себя около двадцати пунктов. Среди них — прохождение медицинского обследования будущими приемными родителями, сбор пакета необходимых документов и справок, а также обучение в школе усыновителей. Окончательное решение принимает суд. Усыновителями могут быть совершеннолетние граждане разных полов, обладающие полной дееспособностью, не имеющие ограничений или лишений родительских прав и не имеющие судимостей. Важно, чтобы будущие родители имели доход, обеспечивающий ребенка прожиточным минимумом.
Сирот берут в семьи ради денег?
За усыновление и оформление опеки государство предоставляет финансовые выплаты, и иногда это довольно приличные суммы. Например, единовременная выплата на ребенка составляет 18 тысяч рублей, ежегодная выплата — 34 тысячи. В зависимости от возраста усыновленного ребенка существуют ежемесячные выплаты до 20 тысяч рублей. Ежемесячные вознаграждения для родителей зависят от группы здоровья и могут достигать 25 тысяч рублей. А как же обстоит дело, если усыновлено несколько детей?
К сожалению, некоторые приемные родители или опекуны не выполняют своих обязанностей. Истории о том, как дети попадают к тирану или стихийным маргиналам, закрепляют стереотип: сироты попадают в семьи ради денег.
С другой стороны, детям требуется много времени и денежных ресурсов.
— Сотрудники опеки и попечительства обязаны регулярно посещать приемные семьи и следить за условиями, в которых проживает ребенок. Также важно понимать, на что родители тратят средства, которые получают от государства для содержания усыновленного ребенка, — говорит уполномоченный по правам ребенка в Свердловской области Игорь Мороков. — Подчеркиваю: если опекуны не выполняют свои обязанности, прокуратура реагирует на выявленные нарушения, и вопрос не остается без внимания. Ни разу в практике я лично не встречал случая, когда ребенка брали бы в семью ради своей выгоды, и уж тем более никто не приходил и не говорил: «Дайте мне детей, я хочу на этом заработать».
Мы теряем детей?
Если органы опеки и попечительства должны обеспечивать защиту детей и создание условий для их достойного воспитания, то почему бывают случаи, когда воспитанники детдомов попадают из одной страшной ситуации в еще более ужасную?
Во время подготовки этого материала мы поговорили с читательницей E1.RU, которая поделилась своими впечатлениями о работе органов опеки, при этом согласившись остаться анонимной.
— В нашей стране ни один колледж или вуз не готовит специалистов в сфере защиты детства. На эти должности принимаются люди самых разных профессий: инженеры, врачи, юристы и так далее, но только не специалисты по психологии, что является большой ошибкой, — рассказала анонимная собеседница. — Допустим, семейная и детская психология, понимание психологической травмы, осознание последствий влияния детдома и травмист КОМУПС — все эти основные знания отсутствуют у большинства работников.
Они фактически руководствуются лишь собственным жизненным опытом, который зачастую не имеет ничего общего с оказанием помощи сиротам.
— Когда мы с мужем несколько лет назад впервые пришли на консультацию к специалистам опеки, нам предложили не ломать себе голову и взять еще одного ребенка, — вспоминает женщина. — Предложение не просто удивило, но и было очень обидным. Казалось бы, увидев перед собой стабильную семью, власти должны были подумать о том, что эта семья могла бы помочь сиротам. Но нет.
Пока одни специалисты полагают, что детям в детских домах часто лучше, чем в семьях, и что ничего страшного не произойдет, мы продолжим терять детей. Однако Игорь Мороков уверенно считает такие мнения страшилками.
— Мы нередко слышим, что органы опеки и попечительства не заинтересованы в том, чтобы отдавать детей в замещающие семьи, так как зарплата от этого не изменится. Но чем больше детей передадут в такие семьи, тем положительнее будут воспринимать результаты их работы, — объясняет детский омбудсмен. — А в действительности существуют обстоятельства, которые препятствуют передаче детей в определённые семьи, и многие усыновители даже не могут увидеть их.
По словам Морокова, в органах опеки чаще всего работают клерки, занимающиеся лишь документальной частью.
— Вот почему многие аспекты защиты прав детей оставляются за пределами внимания. В большей части органы опеки и попечительства выполняют свои функции в качестве чиновников и юристов. Как мне кажется, им не требуются навыки психологов. Тем не менее, позитивные изменения наблюдаются: мы стараемся действовать в интересах детей, — говорит омбудсмен.
Сироты нуждаются в поддержке и защите, ведь без этих ресурсов им сложно найти своё место в мире. Однако в нашей стране существуют люди, принимающие решения о судьбах детей, руководствуясь не ансамблем доброй души, а собственными расчетами, а случаев наказания виновных можно пересчитать на пальцах одной руки.
